Сборник "Из истории МатМеха"
Первая часть

Мне выпало большое счастье учиться в Ленинградском Государственном Университете.

Окончив в 1938 году десятилетку в далеком таёжном поселке (прииск Сомнительный Ульчского района Нижне-Амурской области Хабаровского края), в том же году я поступил на факультет математики и механики Ленинградского Университета.

Выбор высшего учебного заведения был произведён не только из-за увлечения математикой, но главным образом из-за известности этого прославленного учебного заведения, в котором учились многие выдающиеся учёные, писатели, общественные и политические деятели.

Годы учёбы в Университете (1938-1941) оставили неизгладимые впечатления в моей памяти. И я безмерно благодарю судьбу, предоставившую мне возможность приобщиться к высокому духу науки и культуры, присущей ЛГУ (теперь аббревиатура СПбГУ). Носителями этого высокого духа были прежде всего профессора и преподаватели Университета. И первое слово о них.

Профессор Григорий Михайлович Фихтенгольц - выдающийся педагог-математик. Именно по этой причине ему поручались первокурсники, которым он читал лекции по курсу «Анализ-1».

Даже внешность его производила впечатление настоящего профессора: высокий лоб, тёмные с проседью зачёсанные назад волосы, окладистая борода, безукоризненный костюм, обязательная шляпа и массивная трость.

Среди студентов Григорий Михайлович пользовался глубоким уважением. Нередко на его занятия приходили старшекурсники, чтобы послушать его мастерские лекции.

Лекции он читал неторопливо, уделяя особое внимание самым важным понятиям и выводам. Чётким прямым почерком делал записи на доске, полученная в результате вывода формула обычно обводилась рамкой, а особо важная - рамкой с кружочками по углам.

Для облегчения понимания излагаемого материала часто пользовался аналогиями из обыденной жизни. Среди студентов широко известными были его «принцип двух милиционеров», «принцип веника» и др. Например, доказывая теорему о пределе переменной, заключенной между двумя другими, стремящимися к общему пределу, он приводил аналогию с гражданином, находящимся между двумя милиционерами: этот гражданин неминуемо следует туда, куда идут эти милиционеры.

Лекции Григория Михайловича несли и большую воспитательную нагрузку. По ходу лекции он приводил примеры из истории математики, из жизни выдающихся математиков, а также случаи из своей практики.

Вспоминается и такой «воспитательный момент». Однажды, проходя по знаменитому университетскому коридору, Григорий Михайлович встретил группу первокурсников, среди которых была одна девушка. Студенты несколько растерялись от встречи со знаменитым профессором и замешкались с приветствием. Григорий Михайлович первым снял шляпу, вежливо поклонился и подал руку вконец смутившейся студентке. Ребята были ошеломлены таким проявлением вежливости и долго допытывались у этой студентки, где она успела познакомиться с профессором.

На ближайшей лекции Григорий Михайлович не преминул воспользоваться этим случаем, чтобы напомнить студентам принципы вежливости. Выбрав удобный момент по ходу лекции, он рассказал, что раньше студентки делали реверанс при встрече с профессором, а сейчас пожилой профессор вынужден первым снимать шляпу и подавать руку. Все свидетели и участники этой сцены прекрасно поняли намёк и никогда больше не допускали такой оплошности.

Математический анализ давался студентам нелегко, можно даже сказать, что на первых порах совсем не давался. Дело было не только в том, что отсутствовали учебники по университетской программе матанализа и это затрудняло учёбу, а, скорее всего, в самом духе анализа: приходилось строго доказывать, казалось бы, совершенно очевидные истины, и необходимость доказательства никак не укладывалась в голове. Дело усложнялось и обилием материала, который с каждой лекцией нарастал, как снежный ком.

В конце первого месяца занятий положение стало настолько катастрофическим, что пришлось созвать общее собрание студентов, на котором выступил Григорий Михайлович. На недоуменные вопросы студентов, что им делать, Григорий Михайлович объяснил, что это непонимание кажущееся, и оно является обычным для первокурсников: вначале происходит количественное накопление материала, которое неизбежно должно перейти в качество, в понимание глубинного смысла строгой математической теории.

Так оно и произошло: к первой экзаменационной сессии большинство студентов стало справляться с изучаемым материалом.

Г. М. Фихтенгольц был автором университетского курса математического анализа, первый том которого вышел весной 1939 года (издательство ЛГУ). Этот том стал основой для послёдующего трехтомного «Курса дифференциального и интегрального исчисления», изданного в 1947-1949 гг.

Требования Григория Михайловича на экзаменах были очень высокими. Особенно строг он был к определениям, терминологии и формулировкам, не терпел вольностей в обращении с понятиями математического анализа. В то же время бывал очень доволен, если видел в ответе глубокое понимание предмета. В таком случае он был щедр на отметку и не задавал дополнительных вопросов. Мы очень гордились высокими оценками с подписью «Гр.Ф.».

Практические занятия в нашей группе вела Тамара Константиновна Чепова. Она была ученицей Г. М. Фихтенгольца и очень гордилась этим. Верная своему учителю, она также предъявляла высокие требования к студентам. Получить у неё отличную оценку на зачётной контрольной было нелегко. Надо было, кроме обязательного задания, успешно решить хотя бы часть дополнительных упражнений. В противном случае выше оценки «хорошо» не видать. Очень любила на экзаменах «погонять» нерадивых студентов и безжалостно ставила двойки.

На втором курсе матанализ читал профессор Леонид Витальевич Канторович. Это был самый молодой профессор (ему было 27 лет в 1939 году), что окружало его ореолом какой-то необыкновенности.

Ученик Г. М. Фихтенгольца, он в педагогическом мастерстве уступал своему учителю, но лекции его были также строги и отличались глубиной излагаемого материала.

Сравнительно небольшого роста, с тонким голосом, он не производил впечатления солидного профессора. Несмотря на небольшое возрастное отличие от студентов, он не был к нам близок. Причиной этого была его какая-то отрешённость от жизни, его постоянная углублённость в свои мысли. В его голове, видимо, непрерывно шла своя работа, не связанная с излагаемым материалом. Вспоминается такой случай. Во время чтения лекции он, как обычно погружённый в свои размышления, вдруг неожиданно остановился, охваченный какой-то мыслью. В наступившей тишине кто-то из студентов внятно произнес: «Забыл...» «Нет, нет, не забыл», - немедленно откликнулся Леонид Витальевич, и тут же, как ни в чем не бывало, продолжил лекцию.

То же происходило и на экзаменах. Слушая ответ, Леонид Витальевич прикрывал веки и отрешался от окружающей обстановки; создавалось впечатление, что он спит. Но стоило студенту сказать что-то не так, как тут же раздавался возглас: «Что, что?». Кто мог тогда знать, что перед нами будущий лауреат Нобелевской премии?!

В 1943 году, работая на одном из оборонных заводов, я обнаружил в заводской технической библиотеке небольшую книжку, которая называлась «Математические методы организации и планирования производства» (издание 1939 г.). Автором её оказался Л. В. Канторович. Содержание этой книги очень заинтересовало меня не только как бывшего ученика Л. В. Канторовича, а в первую очередь своей направленностью на практическое решение чисто производственных вопросов получения максимума заданной продукции с данного станочного парка. Сразу же возникло желание применить идеи оптимизации производства к конкретной работе завода. К сожалению, последовавший вскоре переход к другому месту службы прервал мои попытки применить на практике идеи Л. В. Канторовича, которые впоследствии были развиты им в совершенно новую отрасль математики.

Аналитическую геометрию на первом курсе и дифференциальную геометрию на втором курсе читал доцент Владимир Иванович Милинский. Его лекции по аналитической геометрии легко усваивались, так как излагаемый материал имел наглядный и конкретный характер. Этого нельзя сказать о дифференциальной геометрии, где обилие формул и громоздкие выкладки значительно затрудняли усвоение.

Владимир Иванович читал лекции спокойно, размеренно, с какой-то особой доброжелательностью к студентам, не отвлекаясь на какие-либо отступления от темы.

У одной из однокурсниц чудом сохранился мой конспект лекций по дифференциальной геометрии за 1939 г. Этот конспект вернулся ко мне осенью 1988 года на встрече однокурсников по случаю 50-летия поступления в Университет. С волнением перелистывая пожелтевшие страницы конспекта, я живо представил Владимира Ивановича у доски...

Учебников по аналитической и дифференциальной геометрии для математико-механического факультета не было, поэтому по отдельным вопросам курса рекомендовались различные источники, в том числе и на иностранных языках. Владимир Иванович призывал нас не стесняться незнанием иностранных языков, предлагал брать учебники на любом языке и пытаться их читать. Ссылаясь на свой опыт, он говорил, что таким образом можно самостоятельно и довольно быстро научиться читать математический текст на любом языке. Должен признаться, что мои попытки освоить таким методом французский язык не увенчались успехом.

Профессор Фаддеев Дмитрий Константинович читал нам на первом курсе высшую алгебру. Первое знакомство с ним было не в его пользу: не очень внятная речь (он сильно картавил), взлохмаченные волосы, размашистые движения. Однако мы скоро привыкли к Дмитрию Константиновичу и с удовольствием слушали его лекции. Записывать его лекции было нелегко: он обладал способностью очень быстро писать на доске. Его правая рука с мелом так и мелькала по доске, непрерывным движением слева направо и справа налево выписывая строчки элементов определителей и матриц.

На экзаменах Дмитрий Константинович был справедлив, хотя получить высокую оценку у него было весьма сложно: требовались глубокие знания всего курса и умение практически применить их к решению задач.

Профессор Гюнтер Николай Максимович, один из редакторов широко известного в то время трёхтомного «Сборника задач по высшей математике», читал нам на втором курсе лекции по теории обыкновенных дифференциальных уравнений. Его лекции являлись образцом упорядоченности, были разбиты на главы и параграфы, которые шли в строго определенной последовательности. В конце каждой лекции Николай Максимович говорил: «А теперь решим примерчик». При этом он вынимал из кармана пиджака узенькую полоску бумаги, на которой было записано уравнение, которое следовало решить. Никаких других бумаг на свои лекции он не носил!

Как-то в библиотеке факультета мне попался литографированный курс лекций по теории обыкновенных дифференциальных уравнений, читанный профессором Н. М. Гюнтером в 1912 году. Просматривая этот курс, я к своему величайшему удивлению обнаружил те же главы и параграфы и те же «примерчики».

Николаю Максимовичу было около 70 лет, он был болен, правая рука плохо действовала и он мог писать ею на доске только перед собой, передвигая доску вверх. Лекции он читал в Большой Физической аудитории, оборудованной доской, которая поднималась с помощью электромеханизма. Николай Максимович, несмотря на свою слабость, никогда не пользовался этим механизмом. Каждый раз кто-нибудь из студентов напоминал ему об этом механизме, и каждый раз он действовал по-своему: с трудом нагибался и здоровой рукой поднимал доску. Стирая тряпкой написанное на доске, он непроизвольно опускал тряпку, и она падала на пол. И каждый раз он нагибался за тряпкой с тем, чтобы после использования опять уронить её. От любой помощи он отказывался, стараясь делать всё сам.

Жил Николай Максимович по старому календарю, не признавая существовавшей тогда шестидневки (5 дней рабочих, 6-й - выходной). И работники деканата, составляя расписание занятий, не назначали его лекции в воскресные дни. А курс своих лекций он разбивал на две части: «до Рождества» и «после Рождества». Перед зимней экзаменационной сессией, заканчивая последнюю лекцию семестра, Николай Максимович говорил, что следующую главу курса он начнет «после Рождества».

Н. М. Гюнтер был исключительно скромным человеком. Это особенно ярко проявилось в его 70-летний юбилей в 1941 году. Чествование проходило в Большой Физической аудитории Университета. Собрались представители учёного мира из многих научных учреждений и вузов, звучали торжественные речи в честь юбиляра, было преподнесено множество приветственных адресов. В своем ответном слове Николай Максимович отнес все результаты своей научной деятельности в адрес своих учителей - П. Л. Чебышёва и А. А. Маркова.

В 1941 году, вскоре после своего 70-летия, Николай Максимович Гюнтер скончался.

Незабываемое впечатление оставляли лекции профессора Смирнова Владимира Ивановича. На третьем курсе он читал нам теорию функцию комплексной переменной.

Небольшого роста, очень подвижный, он буквально горел на лекции. С большим воодушевлением он рассказывал нам, казалось бы, совсем абстрактную теорию, глаза его сверкали, и его энтузиазм невольно передавался слушателям.

Обычно перед началом доказательства какой-либо сложной теоремы он, как говорится, «на пальцах» объяснял идею предстоящего доказательства, и только затем начинал строгое его изложение, время от времени повторяя свой неизменный вопрос к аудитории: «Вы понимаете меня?»

Уже в то время были широко известны первые тома его фундаментального «Курса высшей математики».

Владимир Иванович Смирнов пользовался большим уважением студентов, и его лекции всегда слушали с неослабевающим вниманием.

Уравнения математической физики читал профессор Кошляков Николай Сергеевич. Правильнее было бы сказать, что он не читал, а диктовал свои лекции. Принцип своего метода преподавания он объяснял так: студенты в течение семестра всё равно не занимаются, а тут у них к экзаменам будет надёжный конспект. И он последовательно диктовал своим размеренным голосом каждую лекцию. Можно было видеть конспект у студентов предыдущего курса, и он был почти слово в слово таким же, как и на последующем курсе. Естественно, что большинство студентов при таком методе действительно не занималось, надеясь подготовиться к экзаменам по готовым конспектам.

Более того, пользуясь этими конспектами, часть студентов даже предпочитала сдавать экзамен по этому курсу досрочно. Процедура эта была довольно проста. До начала лекции Николай Сергеевич давал задание двум-трём желающим сдать экзамен, а сам шел читать лекцию. В перерыве Николай Сергеевич задавал несколько беглых вопросов по курсу и, если получал немедленный ответ, то ставил отметку. В противном случае экзамен считался несостоявшимся. В этот же перерыв он мог дать задания для подготовки следующей смене из двух-трёх студентов, которых ожидала такая же процедура после окончания лекции.

Курс общей астрономии читал доцент Шаронов Всеволод Васильевич. Предмет этот на факультете не считался основным и значительная часть студентов (кроме будущих астрономов) не проявляла к нему большого интереса. Обычно на лекциях В. В. Шаронова многие занимались чем угодно, только не астрономией, поэтому в аудитории (Большая Физическая) было довольно шумно. Но это не смущало лектора. Обладая мощным баритоном, он начинал лекцию словами «Прошлый раз мы остановились на...», и продолжал её, не обращая внимания на аудиторию, перекрывая шум своим голосом.

Лекции Всеволода Васильевича были содержательны и интересны. Те годы были началом создания и бурного развития теоретической астрофизики, одним из основоположников которой был тогдашний профессор ЛГУ Амбарцумян Виктор Амазаспович (кстати, в отсутствие В. В. Шаронова он читал нам несколько лекций). Астрономия пополнялась новыми открытиями, и Всеволод Васильевич приводил в своих лекциях сведения по самым последним достижениям этой науки.

Практические занятия по астрономии проводились в Обсерватории, расположенной в дальнем конце университетского двора. Обсерватория Университета располагала крупным по тому времени телескопом - 16-дюймовым рефрактором. Вспоминаются захватывающие дух картины лунного ландшафта, впервые увиденные через этот телескоп.

Трудно было тогда предположить, даже в самой неудержимой фантазии, что через каких-нибудь 20 с небольшим лет начнутся исследования Луны с помощью космических аппаратов и начало этим исследованиям положат отечественная наука и техника!

Профессор Розе Николай Владимирович - автор известного в то время двухтомного издания «Теоретическая механика» - читал нам лекции по этому курсу. Предмет теоретической механики был интересен сам по себе, и это в значительной мере определяло отношение студентов к нему.

Николай Владимирович был опытным лектором и умел держать аудиторию в руках.

Несмотря на свою внешнюю недоступность, он был довольно снисходительным на экзаменах, не придирался по мелочам и не скупился на оценки.

Среди блестящих мастеров - педагогов математико-механического факультета несколько особняком стоял академик Берн-штейн Сергей Натанович, который на третьем курсе читал нам теорию вероятностей. Само звание академика уже завораживало нас, окружая его имя ореолом принадлежности к высшим представителям науки. Однако его лекции вскоре разочаровали нас: сухой академизм, отрыв от практических вопросов, уход в абстракции. Ко всему этому его лекторские навыки были очень далеки от идеала.

Теория вероятностей оказалась малопривлекательным предметом. Обращение к объемистому труду С. Н. Бернштейна «Теория вероятностей» мало способствовало усвоению материала, так как этот труд был написан в том же академическом духе.

Нас выручала ассистент С. Н. Бернштейна, руководившая практическими занятиями - Гоар Амазасповна Амбарцумян. В начале каждого занятия она коротко и ясно, буквально в течение 15-20 минут, излагала нам суть двухчасовой лекции академика и методы практического применения теории. После такой вводной всё становилось на свои места и практические занятия шли без особых трудностей.

Курс общей физики в течение пяти семестров читал профессор Карл Карлович Баумгарт - ученик и страстный почитатель Ореста Даниловича Хвольсона - автора широко известного в то время шеститомного «Курса физики».

По мастерству своему К. К. Баумгарт значительно уступал таким блестящим мастерам, как Г. М. Фихтенгольц и В. И. Смирнов, поэтому он не мог привлечь внимание студентов к своим лекциям. И только предстоящие экзамены (а их по курсу было три) заставляли нас заниматься этим предметом.

Много внимания уделялось практическим занятиям, которые занимали значительную часть учебного времени.

С большой признательностью и благодарностью вспоминаются имена таких преподавателей практических занятий, как Т. К. Чепова (анализ-1), О. А. Полосухина (анализ-II), П. П. Андронов (аналитическая и дифференциальная геометрия), И. Д. Лерман (теоретическая механика), Г. А. Амбарцумян (теория вероятностей).

Общие лекции студентам математико-механического факультета читались в двух аудиториях: Большой Физической и Большой Химической, находившихся соответственно в зданиях Физического и Химического институтов, расположенных во дворе Университета.

Практические занятия проводились по группам в Главном Здании Университета в небольших рабочих аудиториях, которые располагались вдоль университетского коридора. Наша 8-я группа занималась в аудитории №124, находившейся рядом с Актовым залом Университета.

В начале третьего курса было проведено разделение студентов по специальностям. При этом была создана особая группа, которая должна была готовить специалистов для работы в авиационных конструкторских бюро. В группу вошло около тридцати студентов, в том числе и автор этих строк.

Для этой группы, кроме обычных университетских курсов, был введен ряд прикладных дисциплин: материаловедение, теория механизмов и машин, сопротивление материалов, начертательная геометрия.

С началом Великой Отечественной войны в отношении этой группы было получено указание продолжить занятия с 1 июля 1941 года без перерыва на каникулы. В этот день студентам группы было объявлено о порядке дальнейшей учебы, и со 2 июля были начаты занятия по программе 4 курса.

Однако, о каких занятиях мы могли думать, когда шли ожесточенные бои уже на дальних подступах к Ленинграду и десятки и сотни тысяч ленинградцев отправлялись на трудовой фронт по строительству оборонительных сооружений или шли добровольцами в ряды народного ополчения? После нескольких часов занятий в один из перерывов на импровизированном собрании было решено полным составом группы поступить в ополчение. На этом занятия были прекращены и большинство из нас добровольно вступило в ряды народного ополчения города Ленинграда.

Немного о быте студентов

Университет имел несколько общежитий. Мне пришлось жить в общежитиях, расположенных на 5-й линии Васильевского острова, на Малой Охте и на Мытнинской набережной. Наиболее благоустроенным было новое общежитие на Малой Охте, введённое в строй весной 1939 года. Здесь на каждом этаже имелись комнаты для занятий, душевые; на одном из этажей располагался большой буфет. В других общежитиях этих удобств не было.

Стипендия студентов Университета была меньше, чем в технических вузах, имевших дотацию от промышленных наркоматов. Первокурсники получали 125 руб., второкурсники - 165 руб. Чтобы представить возможность существования на такую стипендию, приведу цены на некоторые продукты. Хлеб (ржаной и пшеничный) стоил 95 копеек за 1 кг, серый - 1 руб. 90 коп. и белый - 2 руб. 90 коп. за 1 кг. Масло стоило 16 рублей (1 кг), во время финской кампании цена его повысилась до 24 рублей за килограмм, колбаса вареная (сорт «Отдельная» или «Ветчинная») - 10-12 рублей за килограмм. Завтрак в буфете стоил около 1 рубля, сюда входил винегрет, два кусочка хлеба (чёрный и белый), небольшая порция масла и стакан сладкого чая. Обед в столовой стоил около 5 рублей в день. Обычно обходились меньшим: утром и вечером - хлеб с сахаром (иногда с маргарином, редко - с маслом) и кипяток, обед в студенческой столовой или в рядом расположенной столовой Академии Наук («академичке»).

Перед стипендией денег уже не оставалось, наименее расчётливым приходилось «стрелять» рубль на обед. В «академичке» на рубль можно было иметь обед, который в шутку называли «королевским»: первое блюдо за 50 копеек (обычно суп-пюре гороховый) и полкило хлеба; горчица и соль были на столе в неограниченном количестве.

Студенты, не получавшие помощи из дома, подрабатывали. Была такая удобная для студентов организация - «Ленпогруз», где работа оплачивалась сразу же или на следующий день. Многие были знакомы с этой организацией...

Для поощрения студентов, имеющих отличную успеваемость и участвующих в научной работе, были введены Сталинские стипендии (500 рублей в месяц), однако таких были единицы.

Билет в кино стоил 4-5 рублей, билетами в театры и на концерты обычно обеспечивал профком бесплатно или по льготным ценам (это были так называемые культпоходы).

Студенты, живущие в общежитии, большую часть времени проводили в стенах Университета. С утра шесть часов учебных занятий (9.00-15.00), обед и самостоятельные занятия. Занимались либо в читальном зале факультетской библиотеки, либо в «фундаменталке» (фундаментальная университетская библиотека располагалась на втором этаже в конце знаменитого коридора), либо в одной из свободных аудиторий.

Вечера посвящались культурным мероприятиям или просто прогулкам по городу, и только поздно вечером мы возвращались к себе в общежитие.

Выходные дни многие проводили в читальных залах Публичной библиотеки имени Н. Е. Салтыкова-Щедрина (в «публичке», как мы её называли). Здесь было полное раздолье для занятий - любой учебник, любая книга были в твоём распоряжении. И только в периоды зимней и весенней экзаменационных сессий этот порядок нарушался: предпочитали заниматься в основном в общежитиях, чтобы не терять драгоценное время на дорогу.

Свободное от учёбы время старались использовать с наибольшей пользой. Мы жадно впитывали разнообразные богатства культуры, благо Ленинград - этот центр научной и культурной жизни страны - представлял для этого исключительные возможности. Музеи, театры, кино, университет культуры, публичные лекции по истории искусства в Эрмитаже, выставки, новые книги - всё это не проходило мимо нашего внимания.

Большую роль в культурном образовании студентов играл профком факультета, который снабжал нас льготными билетами в театры (на галерку!), организовывал бесплатные концерты в актовом зале Университета с привлечением известных в то время ленинградских артистов, устраивал культпоходы в музеи и т.д.

Достаточно внимания уделялось спорту и здоровому отдыху. Активно работали спортивные секции, стрелковый кружок; зимой на университетском стадионе работал бесплатный каток, организовывались загородные лыжные вылазки и т.д.

В общем, жизнь была насыщена таким множеством занятий, что приходилось только удивляться, когда все это успевалось! Всегда с нетерпением ожидался выходной день: можно было вдоволь позаниматься любимым предметом и подогнать все невыполненные за неделю работы.

День, проведённый в публичке, обычно завершался походом в кино - мы старались не пропустить ни одной новой картины. Это были годы расцвета советского киноискусства. Трилогия о Максиме («Юность Максима», «Возвращение Максима», «Выборгская сторона»), ряд исторических фильмов («Александр Невский», «Петр I», «Щорс», «Волочаевские дни»), трилогия о Горьком («Детство Горького», «В людях», «Мои университеты»), фильмы о нашей жизни («Учитель», «Доктор Калюжный», «Трактористы», «Волга-Волга», «Светлый путь» и др.) - все они оказывали глубокое влияние на нас...

В эти годы, когда ещё не были развиты другие средства информации, кино играло очень большую роль в нашей жизни. Каждый новый фильм горячо обсуждался, вокруг него шли споры, героям фильмов подражали, а песни из новых фильмов молниеносно и широко распространялись среди молодёжи.

В 1938 году на первый курс факультета математики и механики ЛГУ было принято 240 человек. Значительная часть поступающих была зачислена без вступительных экзаменов. Эти поступающие окончили среднюю школу на «отлично» и имели так называемый золотой аттестат. В отличие от обычного этот аттестат имел золотую окантовку (отсюда и название) и в нем была приписка: «На основании Постановления Совета Народных Комиссаров СССР и Центрального Комитета ВКП(б) от 03.10.1935 г. (фамилия, имя, отчество) пользуется правом поступления в высшую школу без вступительных экзаменов».

Однако трудности учёбы на математико-механическом факультете не всем удалось преодолеть, в том числе и владельцам золотых аттестатов. Поэтому был большой отсев студентов, особенно на первом курсе. К началу 1940/1941 учебного года (третий курс) осталось около 160 студентов.

Осенью 1940 г. была введена плата за обучение в высшей школе. В ЛГУ эта плата составляла 200 рублей за семестр (т.е. 400 рублей за учебный год). Одновременно был повышен уровень успеваемости, при котором выплачивалась стипендия. Для получения стипендии надо было учиться только на «отлично» и «хорошо», причем хороших отметок должно было быть не более трети от общего числа оценок. Правда, было разрешено свободное посещение лекций (можно было пропускать до трети лекций), чтобы студенты могли подрабатывать на жизнь.

Введение платы за обучение и ограничения на получение стипендии привели к дополнительному отсеву студентов, и к концу третьего курса нас осталось около 120 человек.

Война прервала нормальный ход нашей учебы. Подавляющая часть студентов добровольно вступила в ряды народного ополчения г. Ленинграда или была призвана в ряды Красной Армии.

Многие студентки прошли через трудовой фронт, окончили курсы медсестер, работали в госпиталях.

Весной 1942 года Ленинградский Университет был эвакуирован в г. Саратов. Небольшая часть студентов с огромными трудностями продолжила учёбу в эвакуации. Окончили математико-механический факультет в г. Саратове всего 5 человек с нашего курса.

Многие студенты из рядов ополчения были направлены на учёбу в военные учебные заведения. В дальнейшем большинство из них связало свою судьбу со службой в Вооруженных Силах.

Некоторая часть студентов нашего курса продолжила учёбу в других учебных заведениях, в основном в университетах и педагогических институтах.

Небольшая часть студентов после завершения Великой Отечественной войны вернулась для продолжения учебы и окончила математико-механический факультет уже после войны.

В Великой Отечественной войне по имеющимся сведениям погибло 24 студента нашего курса. Вечная им память и слава.

15 сентября 1988 года состоялась встреча студентов нашего курса, посвященная 50-летию начала учёбы в Университете. Во встрече смогли принять участие 32 человека.

Сначала трудно было узнать бывших студентов математико-механического факультета в этих пожилых убелённых сединой людях; многим пришлось заново знакомиться друг с другом. Но разгорелась беседа, пошли воспоминания, и вскоре опять все стали обращаться друг к другу на «ты» и по именам - как будто и не было этих 50 лет! Как будто вновь вернулись в свою юность и вновь оказались в своей студенческой семье!

Суровую школу жизни выдержало наше поколение, но независимо от того, как сложилась судьба каждого из нас, мы никогда не забывали, что мы - воспитанники Университета, и гордимся этим званием.

К оглавлению

Имя

Заголовок

Комментарий

Добавить комментарий