Сборник "МатМех сквозь десятилетия"
От сороковых до восьмидесятых
Александр Данилович Александров
академик РАН
Как разоблачали математику
Как известно, летом 48-го года прошла сессия Академии сельскохозяйственных наук с докладом Лысенко, и результатом было постановление по поводу биологии. Эта сессия подтолкнула попытки повлиять на развитие других наук. Последовало, в частности, письмо, касающееся математики. Оно было написано одним доцентом нашего Ленинградского Университета. И там утверждалось, что в математике господствуют представители буржуазной философии. Нападки были на теоретико-множественные направления - что это есть идеализм и его надо истреблять.
Осенью 48-го года было собрано совещание у декана факультета. Деканом тогда был К. Ф. Огородников. Присутствовал В.
И. Смирнов, который был директором института математики и механики при факультете, секретарь парторганизации факультета Г. Б.
Талыпов, некоторые профессора. Зачитали это письмо с заявлением, что в математике есть вредные, идеалистические направления - теоретико-множественные. И один профессор, присутствовавший на заседании, сказал, что да, конечно, в этом что-то есть. Я тогда восстал на собрании и сразу стал на самой высокой ноте возражать против этого письма. Важно было не допустить никаких разговоров о том, что "в этом что-то есть". Ничего в этом нет.
Секретарь парторганизации - как я сказал, Талыпов - почувствовал, что дело не пойдет с разоблачением математики, и предложил устроить дискуссию о формализме в математике. Я ночью составил соответствующие тезисы и представил их Талыпову.
И вот собралось совещание. Была заполнена 66-я аудитория, присутствовали все математики Ленинграда. Такое событие -
готовился разгром математики. Я выступил с докладом о формализме в математике
(О формализме в математических науках. // Вестник ЛГУ. 1948. № 12. с. 137-144.). Затем последовало второе собрание, когда все это обсуждалось. На собрании были попытки поддержать письмо. Возникла острая дискуссия. Однако у них ничего не вышло. В конце концов это письмо ни к чему не привело.
Но оно появилось потом в Москве. По-видимому, его прислали в Институт Стеклова. Я приехал в Москву, к Н.
В. Ефимову, который жил тогда за городом. Помню, я позвонил, мне открыли дверь, и тогда я, разведя руками, сказал: "На нашем математическом фронте разорвалась идеологическая бомба". В Институте Стеклова я выступил на Совете. И.
М. Виноградов сказал - он был очень мудрый человек - что дискуссию мы устраивать не будем, а напишем популярную книгу о математике. С ним согласились, и было решено написать книгу "Математика, ее предмет, методы и значение". Редколлегия была составлена из академиков М.
А. Лаврентьева, А. Н. Колмогорова и меня (я тогда еще не был академиком, я был членом-корреспондентом Академии Наук). Правда, над книгой работали главным образом мы с Лаврентьевым, участие Колмогорова в основном заключалось в написании главы по теории вероятностей.
Так что из этого письма ничего не вышло и никакого поношения теоретико-множественного направления в математике не произошло. Впоследствии И.
П. Натансон как-то мне сказал; "В том, что тогда отстояли математику - твоя большая заслуга".
Чего добивались тем письмом?
А кто его знает... Никаких указаний там не было. Просто было письмо, об отношении к математике.
И какую цель вы преследовали написанием книги?
Дело в том, что тогда шли разные разговоры у нас на факультете. Еще весной 48-го года было заседание, посвященное актуальности научных проблем в математике, где я тоже должен был выступать. Декан предложил мне разоблачать А.
А. Маркова за то, что он занимается абстрактными вещами. Поэтому я в докладе все время ссылался на А.
А. Маркова, но в качестве примера решения актуальных научных проблем. Я помню, через некоторое
время Андрей Андреевич спросил меня: "Александр, Данилович, почему Вы так часто на меня ссылались?". Я говорю: "Потому что мне предложили Вас разоблачать". И разоблачения не получилось... А в качестве примера абстрактного направления, которое неплодотворно, я приводил работы другого математика. В то же время у нас в ЛОМИ действовал философский семинар, посвященный этим вопросам.
Что же касается книги - мы хотели просто рассказать о математике. Я написал вводную главу - о математике в делом и ее развитии. Кроме того, я писал о кривых и поверхностях... Все разделы математики там были представлены. И не одна книга, а трехтомник получился. Излагалось все так, чтобы было понятно возможно более широкому кругу читателей.
Книга на тему "Что такое математика"?
Да, "Математика, ее предмет, методы и значение". Она была переведена на английский язык, только была опущена та часть моего вводного сочинения, где я говорил в пользу диалектического материализма против идеализма... Книгу писали разные авторы. Помню, у меня был разговор с Гельфандом. "Например, - говорю, - функциональный анализ. В свое время, когда создавалась классическая механика, пригодился обычный анализ, он развивался в связи с механикой. А в квантовой механике существенны понятия функционального анализа, потому что состояние квантовой системы представляется функцией в соответствующем гильбертовом пространстве". Тогда Гельфанд согласился участвовать в написании книги.
К сожалению, я давно не перечитывал это сочинение. Там, наверное, некоторые крайности написаны, от них я впоследствии отказался. Но эту свою вводную главу я проверял на ком, например: на заместителе директора ЛОМИ по хозяйственной части. Интересно было посмотреть реакцию "не математика". Он понял то, что я написал.
Обстановка тогда была очень своеобразная, с точки зрения отношения к математике. Например, на партийном активе в Университете, как мне говорили, секретарь парторганизации однажды сказал: "Есть еще некоторые, которые занимаются топологией".
В то время, как я уже говорил, пытались повлиять на развитие некоторых наук. В химии были нападки на отдельные направления. Потом состоялась сессия по поводу физиологии высшей нервной деятельности - осуждали академика Орбели, он был снят со всех должностей. Я тогда уже был ректором, и пригласил
Орбели читать лекции у нас в Университете, чтобы его морально поддержать. Я не решился ставить его лекции в актовом зале, чтобы это не афишировать. Провели их на биологическом факультете. Говорят - люди стояли в коридоре, чтобы хоть что-то услышать из того, что Орбели говорил...
18 июня 1997 года
От составителя. Еще одно свидетельство популярности Александра Даниловича. В конце 40-х годов А. М. Заморзаев (однокурсник В. П.
Скитовича и А. И. Скопина) сочинил песню.
Служил Данилыч на МатМехе,
Вставал не рано поутру.
Читал Данилыч для потехи
Студентам всякую муру.
Данилыч несся на трамвае.
Звонок на лекцию звенел.
Его обычаи этот зная.
Студент позавтракать успел.
На геометрии Данилыч
Аксиоматику читал.
Студенты слушали, томились.
Да он и сам не понимал.
Придя к Данилычу, экзамен
Не сдал от ужаса студент:
Стоял Данилыч вверх ногами
На голове, как градиент. Диф. геометрию
сдавали
Студенты с грохотом ему:
Кто прыгнет выше всех и даче -
Пятерку ставил он тому.
Профессора и преподаватели иногда становились героями студенческих песен, многие студенческие песни становились широко известными, но эту
ждала поистине удивительная судьба. К ней активно начали писать продолжение, и в
начале 60-х годов песня насчитывала уже несколько десятков(!) куплетов. Вряд ли кто-нибудь знал ее полный текст:
В 1997 году исполнилось 85 лет А. Д. Александрову и 70 лет - А. М.
Заморзаеву. Юбиляры до сих пор хорошо помнят друг друга.
К оглавлению
 |
