Сборник "МатМех сквозь десятилетия"
Время не властно
Давид Рахмильевич Меркин
профессор кафедры теоретической и прикладной
механики
Из книги "Записки старого профессора"
Недавно я закончил две важные для меня работы и впервые за многие годы почувствовал необходимость немного отвлечься от уравнений, формул, преобразований. А так как ничего не делать я не могу, то у меня возникла мысль написать эти "Записки". Мне уже много лет и, возможно, сейчас самое подходящее время для такой работы.
Это не мемуары и не хроника бурных исторических событий, свидетелем которых я был. В связи с этим, только вскользь будет рассказано о событиях, непосредственно не связанных с моей работой.
Возможно, что эти "Записки" представляют интерес для сравнительно широкого круга читателей. Но я рядовой гражданин и шансов на то, что этими "Записками" заинтересуется какой-нибудь общественно-политический журнал, нет. Это меня не останавливает - у меня появилась работа, а это главное...
Май 1991 г. - декабрь 1992 г.
Летом 1935 г. с разрешения ректората Текстильного института я перевелся на математико-механический факультет Ленинградского Университета
(До середины шестидесятых годов в нашей стране высшие учебные заведения (кроме университетов) возглавлялись дирекциями (соответственно директор, заместители директора). Затем все дирекции были переименованы в ректораты. Здесь и в дальнейшем я пишу ректораты (ректоры)). В те годы на факультете работали замечательные профессора, многие из которых получили образование еще до революции. Их общая культура, моральные принципы, демократичность стояли в среднем на более высоком уровне, чем у профессоров, воспитанных при Советской власти. Они были доброжелательны, справедливы, посещали студенческие вечера и даже принимали участие в студенческой самодеятельности. Повседневное общение с морально чистыми, высококвалифицированными профессорами влияло на нас не меньше, чем их лекции по специальности. Назову некоторых из профессоров "старой гвардии" (в скобках указан их возраст к моменту начала наших занятий в Университете). Профессор Родион Осиевич Кузьмин (44), чл.-корр. АН Николай Сергеевич Котляков (44), профессор Николай Владимирович Розе (45), профессор Григорий Михайлович Фихтенгольц (47), чл.-корр. АН Владимир Иванович Смирнов (48), профессор Наум Ильич Идельсон (50), академик Сергей Натанович Бернштейн (55).
Были и молодые профессора: Леонид Витальевич Канторович (23), Дмитрий Константинович Фаддеев (28), Андрей Андреевич Марков (34).
Канторович и Смирнов впоследствии стали академиками, а Канторович в 1975 г, был удостоен Нобелевской премии; Кузьмин, Фаддеев и Марков были избраны членами-корреспондентами Академии Наук.
На факультете работали высококвалифицированные доценты и ассистенты, много сделавшие для нашего образования.
Студенты приема 1935 года
(...)
Всего благополучно окончило факультет в 1940 г. 73 человека. На фронтах войны погибло 15 наших выпускников (из них пять были очень талантливы), два человека умерли во время блокады; еще о семерых не удалось ничего узнать, по-видимому, они погибли; о шестерых нет достоверных сведений - известно только, что они остались в живых.
Из 43 выпускников 40-го года, о которых имеются достоверные сведения, шесть человек защитили докторские диссертации, а 19 - кандидатские. Таким образом, из нашего выпуска получили ученые степени 58% бывших студентов. Многие из них преподавали в вузах, некоторые работали в НИИ. Были среди
нас профессора, заведующие кафедрами, доценты. Были ведущие конструкторы, лауреаты Ленинской и Государственных премий, был главный инженер крупного завода (инженеров из нас не готовили). Небольшая часть наших выпускников преподавала в техникумах и в средних школах. Думаю, что большего Университет сделать не мог.
Успех нашего выпуска определился главным образом двумя причинами. Первая - превосходный профессорско-преподавательский состав и хорошая постановка образовании, когда, начиная с первого курса, студентов приучали к самостоятельной работе (доклады в кружках, обязательные сообщения на семинарах и т.п.). Вторая причина - правильное зачисление, когда вопрос о приеме решался на вступительных экзаменах.
Леонид Витальевич Канторович
Наибольшее влияние как математик оказал на нас, в частности на меня, профессор Леонид Витальевич Канторович - будущий лауреат Нобелевской премии. В то время он был худеньким молодым человеком - ему было всего 23 года; столько же [было и мне, и многим другим его студентам, а некоторые были и
старше его. Читал он нам в течение двух лет курс дифференциального и интегрального исчисления, теорию рядов. Каждое новое математическое понятие он старался разъяснить на геометрических и физических
примерах, и только после этого переходил к теории. Его доказательства различных теорем были построены очень понятно и всегда опирались на безупречную логику. Говорил он немного заикаясь и никогда не играл на аудиторию (этим грешили некоторые его старшие товарищи). Канторович заложил в казалось бы абстрактную науку конкретное мышление, и именно это дало нам возможность в дальнейшем быстро схватывать суть вопроса и дальше развивать его.
Последний раз до войны я видел Л. В. Канторовича на нашем выпускном вечере в 1940 году. Прошло 33 года. За это время Леонид Витальевич сделался академиком, и оставалось всего немного времени до присуждения ему Нобелевской премии. К тому времени я был доктором физико-математических наук, профессором. В 1973 г. мы неожиданно встретились на дне рождения
чл.-корр. АН А.И.Лурье. Я сразу же подошел к Леониду Витальевичу и назвал себя. Он тут же заявил, что знает обо мне нее (событий у меня было много), вспомнил других студентов нашего выпуска. Мы взяли
бутылку вина, сели за отдельный столик (дело происходило в саду) и проговорили как старые знакомые почти два часа. Он сказал, что у него никогда не было столь приятного потока, как наш, и никто не доставил ему большего удовольствия, чем мы. Затем он рассказал о травле, которую начали против него академики-экономисты. Он не стеснялся в выражениях, и самое мягкое его определение своих оппонентов было следующим: "Безмозглые тупые начетчики, ничего не понимающие не только в экономике, но и в жизни" (за несколько месяцев до нашего разговора в журнале "Коммунист" появилась статья, в которой Леонид Витальевич обвинялся во всех смертных грехах). Я был рад, что вскоре Леонид Витальевич был награжден Нобелевской премией за работы по применению математических методов в экономике. Уже после Нобелевской премии я несколько раз встречался с ним, он все еще помнил нас и просил передавать привет некоторым нашим товарищам, бывшим своим студентам.
Николай Владимирович Розе
Первым обратил на меня внимание профессор Николай Владимирович Розе. Он заведовал кафедрой аналитической механики, читал нам лекции по теоретической и
аначитической механике, вел у нас научный семинар; он же оставил меня в аспирантуре. Это был блестяще образованный человек, свободно владеющий немецким, английским, французским и латинским языками. Он не был разговорчив, его лекции были суховаты, но его эрудиция и культура невольно бросались в глаза и, конечно, влияли на нас. На одном семинаре студент Тараховский (погиб на фронте) рассказывал о работе Чаплыгина, у которого была лаконичная фраза: "После несложных преобразований получим...". Розе спросил Тараховского, сколько страниц он затратил, чтобы расшифровать слова Чаплыгина. Когда Тараховский назвал число страниц сплошных преобразований, Розе удовлетворенно заметил, что в свое время у него это заняло почти столько же места.
Николай Владимирович практически не общался со своими аспирантами первого года обучения. Он назвал дисциплины кандидатских экзаменов и считал свою миссию руководителя на первых порах исчерпанной. Только один раз он решил преподать нам урок будущей научной работы. Мы (Розе и два его аспиранта) шли по набережной Невы. Розе не без юмора рассказал, как он написал свою первую научную статью. Закончив работу, он показал ее профессору Дмитрию Константиновичу Бобылеву. Тот похвалил ее, но посоветовал сократить рукопись вдвое. Придя к Бобылеву второй раз, Розе получил совет сократить рукопись еще вдвое. На третий раз Бобылев сказал: "Вот теперь совсем хорошо, сократите еще страниц 5-6, и у Вас получится прекрасная работа". Так, иронизируя над собой, Розе учил нас писать научные статьи. Последние должны содержать лаконичную постановку задачи, упоминание применяемых методов доказательства и выводы - никакой беллетристики, никаких подробных преобразований. Эти слова Николая Владимировича я запомнил.
К сожалению, я пробыл в аспирантуре у Николая Владимировича всего один год. Началась война, я попал на фронт и все четыре года войны не имел никакой связи с Университетом. Демобилизовавшись в октябре 1945 г., я вскоре узнал, что в начале 1942 г. Н.В.Розе вместе с другими профессорами был арестован и погиб в тюрьме. Через годы стали известны подробности. Николай Владимирович отказался подписать заготовленные заранее протоколы "допроса". Его избили, повалили на пол, топтали ногами; затем отправили в тюремную больницу, где он вскоре и умер. В это время два его сына от первого брака погибли на фронте.
Судьба распорядилась так, что после войны я несколько лет работал со старшей дочерью Николая Владимировича, Татьяной Николаевной Розе-Симоненко. Мы подружились семьями, бывали друг у друга в гостях. Весной 1955 г. Татьяна Николаевна неожиданно пришла к нам. Она была страшно расстроена и наконец рассказала, что ее вызвали в военную прокуратуру, где вручили документы о полной реабилитации ее отца за отсутствием состава преступления. Ей сказали, что она может получить деньги (кажется, около трех тысяч рублей). От денег Татьяна Николаевна отказалась и просила передать их детям Николая Владимировича
от второго брака. При уходе Татьяна Николаевна спросила: "От чего умер мой отец?" Полковник кратко, но твердо ответил: "От недозволенных методов допроса". Татьяна Николаевна не рискнула поехать прямо к себе домой и зашла сначала к нам (мы жили недалеко друг от друга). Немного успокоившись (жена поила ее валерианкой), Татьяна Николаевна ушла - ведь дома волновались. Более подробные сведения о смерти Николая Владимировича узнали его сыновья от второго брака в конце семидесятых годов.
У Татьяны Николаевны был замечательный муж - Борис Константинович Симоненко. Оба они давно уже умерли, но в своем месте я еще вернусь к ним.
Николай Владимирович Розе написал несколько книг по механике, некоторыми из них специалисты пользуются и сейчас. Однако основной его специальностью была наука о земном магнетизме. Его достижения в этой области столь велики, что его именем названы остров в Баренцевом море, мыс на Новой Земле и ледник на островах Франца-Иосифа
(В книге "Морская карта рассказывает", изданной Министерством Обороны СССР в 1973 г., приводятся более подробные данные об этих названиях, краткая биография Н.В.Розе и его фотография.). По инициативе и под руководством Николая Владимировича в сравнительно короткие сроки была проведена генеральная геомагнитная съемка нашей страны. Результаты этой съемки были сведены в магнитный каталог из более чем 26 тысяч наблюдений. Каталог послужил основой для построения магнитных карт страны эпохи 1940 г. и карт векового хода, которые существенно отличались от прежних, во многом схематичных, карт. За эту работу Николай Владимирович был премирован легковым автомобилем - награда до войны более редкая, чем в послевоенные годы Ленинская премия. Николай Владимирович организовал, а затем был назначен первым директором Научно-Исследовательского Института Земного магнетизма Академии Наук. Он поддерживал дружеские связи с Ф.
Нансеном, У. Нобиле, Р. Л. Самойловичем, В. Ю. Визе, Е.
К. Федоровым; был награжден малой золотой медалью Русского географического общества.
Заканчивая рассказ о Н. В. Розе, замечу, что в 1942 г, было арестовано около 160 научных работников Ленинграда, среди них были члены-корреспонденты АН СССР, в частности, Н.
С. Котляков, В. Ю. Визе, профессора, доценты - конечно, все это было сделано не без санкции А.А.Жданова. Несколько человек было расстреляно, многие погибли в тюрьмах и лагерях, но часть выжила. Все они были полностью реабилитированы в 1955 г.
Я часто думаю о Николае Владимировиче; он первый заметил меня, и я безмерно многим обязан ему. Думаю, как много он сделал для науки и как трагично погиб на 52-ом году своей жизни.
Очень кратко о других профессорах и преподавателях
Наше университетское образование определялось, конечно, не только лекциями Л.
В. Канторовича и Н. В. Розе. Мне хочется рассказать о некоторых других профессорах, доцентах и ассистентах, чей коллективный труд вырабатывал из нас научных работников, профессоров, преподавателей. Здесь будет рассказано только о некоторых из них, только о тех, кто оставил у меня наиболее яркое впечатление. Я начну с преподавателей первого курса и буду двигаться дальше.
Лекции Л. В. Канторовича заложили фундамент нашего, во всяком случае моего, математического образования. Но математический анализ нельзя изучать только на лекциях - нужны упражнения. Преподаватель, ведущий практические занятия, должен умело подбирать задачи, на которых студент приобретает автоматические навыки решения более или менее стандартных задач и задач повышенной трудности. В нашей группе вела практические занятия ассистент Тамара Константиновна Чепова. Она умело проводила занятия, была достаточна требовательна и "болела" на экзаменах за студентов, которых считала достаточно сильными. Прошло почти шестьдесят лет, я хорошо помню Тамару Константиновну и с благодарностью вспоминаю ее.
На первом курсе нам читал лекции по высшей алгебре профессор Дмитрий Константинович Фаддеев. Лекции его были безупречно логичны и интересны. Я хорошо запомнил их, и в мерной своей научной работе о радиодевиации использовал математический аппарат, с которым познакомился на лекциях Дмитрия Константиновича. Д.К.Фаддеев впервые в 1934 г. организовал в нашем городе и нашей стране
математические олимпиады, получившие широкое международное распространение.
На втором курсе мне больше всего запомнились лекции профессоров Н. И.
Идельсона, Р. О. Кузьмина и Л. А. Маркова. О первом из них я буду говорить подробно в дальнейшем, а здесь остановлюсь на двух последних.
Родион Осиевич Кузьмин читал нам курс дифференциальных уравнений. Теория этих уравнений развивалась одновременно с механикой, и представить последнюю без дифференциальных уравнений просто невозможно. Родион
Осиевич очень любил добродушную шутку, бывал на наших вечерах, рассказывал о студентах, приезжавших в Университет на рысаках, и как он сам зарабатывал себе на пропитание частными уроками (50 копеек за урок), идя пешком через весь город. Читал лекции Родион Осиевич спокойно, возможно, не очень усердно готовясь к ним, иногда он кое-что забывал и сбивался, но, как ни странно, это приносило нам пользу - мы видели процесс мышления этого сильного математика. Один раз он рассматривал сложный, но принципиально важный пример. Он запутался, как-то выкрутился и получил ответ. Некоторые студенты на лекции говорили ему, что здесь что-то не то, но он посмотрел на выписанный ответ еще раз и сказал, что все верно. Следующую лекцию он начал словами: "Зачеркните все прошлые выкладки; по дороге домой я вспомнил, что ответ всегда был значительно короче". Такие промашки нисколько не снижали его авторитета. Мне кажется, что у студентов и Родиона Осиевича была взаимная симпатия.
Андрей Андреевич Марков читал нам курс дифференциальной геометрии. Несмотря на своеобразное изложение и сложные иногда доказательства, принадлежащие, по-видимому, Андрею Андреевичу (в книгах по дифференциальной геометрии я не встречал их), его лекции были очень полезны и они остались у меня в памяти - даже сейчас я помню некоторые его определения и доказательства.
В осеннем семестре третьего курса нам читал лекции по дифференциальным уравнениям в частных производных чл.-корр. АН СССР, профессор Николай Сергеевич Котляков. На лекции он приходил подтянутым и блестяще излагал курс. Казалось, что он сам любуется излагаемым материалом. Его лекции, несмотря на сложность их содержания, были понятны и оставляли яркое впечатление. На экзаменах он задавал много вопросов и хорошие ответы вызывали у него удовлетворенную улыбку - создавалось впечатление, что он рад не только за студента, но и за себя, которого так хорошо поняли слушатели.
Во втором семестре Николай Сергеевич читал нам курс уравнений математической физики. У меня создалось впечатление, что лектора подменили. Он опаздывал на лекцию минут на 10-15, начинал читать, а затем минут через 15 говорил, что все написано в его книге, и что мы можем разобраться в ней без него; после этого он уходил пить чай и на лекцию больше не показывался. Его книга действительно написана очень хорошо, и я часто пользовался ею уже в самостоятельной работе. Экзамены он проводил совсем иначе, чем в первом семестре. Раздав экзаменационные билеты, Николай Сергеевич исчезал часа на полтора-два, затем возвращался, быстро смотрел па написанное студентом, как правило не задавал вопросов, и щедро выставлял оценки. К сожалению, зимой 1942 г. он был арестован, работал в тюремном конструкторском бюро почти 10 лет. Он произвел важные расчеты, за которые был награжден Сталинской премией и орденом, получил в Москве двухкомнатную квартиру, но должен был работать уже как вольнонаемный в том же тюремном бюро.
На третьем курсе лекции по механике сплошной среды читал кандидат физико-математических наук, доцент Т.А.Соколов (он же вел в нашей группе практические занятия по теоретической механике). Это был очень знающий человек, умевший хорошо соединять математическую теорию с физикой рассматриваемого вопроса, и очень просто державшийся со студентами. Не сомневаюсь, что он мог добиться очень многого (с некоторыми его работами я был знаком), но, к сожалению, он был арестован вместе с Розе, Котляковым и другими. Мне говорили, что его расстреляли в 1942 г., а в 1955 г. посмертно реабилитировали.
Для нашей небольшой группы в пять человек лекции по аналитической теории дифференциальных уравнений на пятом курсе читал Николай Павлович Еругин, в те годы доцент, кандидат физико-математических наук, затем доктор тех же наук, профессор, а с 1956 г. академик Белорусской АН. Его лекции были построены очень логично и оставляли хорошее впечатление. Примерно в 1955 г. ко мне обратились за помощью: нужно было решить одно довольно сложное дифференциальное уравнение. Я вспомнил лекции Николая Павловича, дополнительно посмотрел "Курс высшей математики" В.И.Смирнова, и решил задачу. Решение было достаточно хорошим - расхождение с экспериментом не выходило за пределы точности исходных данных.
Владимир Иванович Смирнов, в те годы чл.-корр. АН СССР, читал нам теорию функций комплексной переменной. Четкие, прекрасно излагаемые лекции остались в памяти. О Владимире Ивановиче я буду говорить еще в дальнейшем, здесь же отмечу только, что в одной своей научной статье, имеющей чисто прикладное значение, я использовал лекции Владимира Ивановича.
Здесь рассказано только о тех преподавателях нашего факультета, лекции и практические занятия которых остались у меня в памяти. Но над нашим образованием трудились многие другие профессора, с которыми другие студенты общались чаще, чем я. Они заслужили не меньшую благодарность, но я не считаю себя вправе писать о них. Исключение составляет чл.-корр. АН СССР, профессор Николай Максимович Гюнтер. Я не слышал ни одной его лекции и никогда не общался с ним. Все, что здесь будет написано о нем, мне рассказали товарищи.
На одном из собраний (я на нем не присутствовал) Николай Максимович сказал примерно следующее. Если студент увлекается, например, дифференциальными уравнениями, то ему незачем учить на "отлично", скажем, теорию чисел - достаточно, не тратя много времени, подготовить этот предмет на "хорошо". Товарищи мне говорили, что Николай Максимович сказал в группе математиков: "Не люблю круглых".
Мне вспомнились эти слова Николая Максимовича после войны. Я работал короткий срок вместе с С.
В. Валландером в одном военном НИИ, и он рассказал мне об одном студенте N своего потока. "Понимаешь, - говорил Сергей Васильевич, - он (студент N) за все время обучения в Университете не имел ни одной не только тройки, во даже четверки. За все контрольные работы, за все экзамены он получал только отличные оценки и всегда имел повышенную стипендию. Но в нем нет творческой жилки. Может быть, он когда-нибудь и защитит кандидатскую диссертацию, по не больше". Сергей Васильевич не ошибся. N написал под руководством одного профессора кандидатскую диссертацию среднего уровня, получил звание доцента, но не стал научным работником.
Все же мне кажется, что Николай Максимович не совсем прав. Во-первых, имеются талантливые студенты, у которых отличные оценки являются непосредственным следствием их способностей. Во-вторых, Университет готовит не только крупных научных работников - хорошие доценты, ассистенты, рядовые научные работники тоже нужны. Но из слов Николая Максимовича следует полезный вывод: повышенные стипендии можно и нужно назначать не только круглым отличникам, по и тем студентам, которые, не имея полный набор отличных оценок, активно работают в научных студенческих кружках и семинарах, делают интересные доклады, содержащие элементы собственных достижений.
К оглавлению
|