История :: Интервью :: Легенды
Это интервью ждало своей публикации долгих 11 с половиной лет! Как-то так вышло, что взято было уже на излёте подготовки сайта, да так и почило в бозе. Почти! Но нет, не позволим ни единому материалу пропасть.
Юра Шорнин - выпускник физфака, звезда физфаковского КВН-а Challenge Cup начала 2000-х, многолетний капитан команды "Люди", а затем и "Профи", известная ПУНКовская личность и участник выступлений физфака на ДМах.
24.04.2007, Георгий Шорнин, Василий Буслов, интервьюер – Юрий Губанов, столовая физфака
Юрик (далее курсивом): Ладно, давай ещё раз попробуем, чего-нибудь скажи.
Юра: События, люди, явления.
Да-да-да, скандалы-интриги-расследования.
Юра: Да.
Так. Ну. Дай угадаю – ты закончил физфак.
Юра: Да. Да. Я закончил.
Давно?
Юра: Довольно давно, но зачем мы будем говорить о датах каких-то, давно минувших днях.
Ты в аспирантуре учился?
Юра: Я сейчас в аспирантуре, правда, другого университета.
А свою французскую историю… ты закончил?
Юра: Нет, она ещё длится. Вот я там…
Тамошний аспирант?
Юра: Я тамошний аспирант, да
Как так получилось, что ты туда уехал?
Юра: До нас одно или два поколения физиков туда поехали, в это учебное заведение, потом приехали и рассказали, как всё там хорошо, какие там хорошие образовательные программы для иностранных студентов. Ну я собрался, сдал экзамены и тоже поехал.
Как называется?
Юра: Эколь Политекник, парижская политехническая школа.
Ну я так понимаю, что с МатМеха туда тоже народу много…
Юра: Народу туда… не то, чтобы много, но несколько человек попробовало туда поехать, но после того, как господин Волков их тут же отчислил через семестр за невыполнение учебного плана, поток туда немножко иссяк. А физический факультет занял более конструктивную позицию, он отправлял в командировку студентов на время обучения, по крайней мере на два года. В общей сложности физиков туда поехало, наверное, больше математиков.
То есть, ещё там какое-то время будешь учиться?
Юра: Я не там, я сейчас не в парижской политехнической школе, я сейчас в университете Пари Дофин. Но это там довольно частая практика – сначала закончить один ВУЗ, а кандидатскую писать в другом. Там поощряется мобильность, тогда как у нас, в основном, поощряется стабильность.
То есть ты уехал не на PhD, а…
Юра: Я здесь получил бакалавра по физике и туда уехал на конец бакалавриата, потом я там закончил магистратуру и поступил в аспирантуру.
То есть, сейчас ты туда-сюда мотаешься.
Юра: Ну да, по мере возможности.
Там на это нормально смотрят?
Юра: Там нормально, да. Но я действительно мотаюсь несколько больше, чем средний российский студент, уехавший туда.
На челенджи постоянно ездишь?
Юра: На челенджи тоже. Челендж да, это святое, я не пропустил ни одного.
С какого года?
Юра: Я в челенджах участвую с 97-го года. В этом году десятилетие моей творческой деятельности (смеётся).
Поздравляю!
Юра: Спасибо!
Я думал, что ты уже закончил, поэтому хотел спросить про работу по специальности. Наверное, собираешься, столько много учили…
Юра: Я немножко специальность там сменил, я там занимаюсь теперь больше математикой.
Ага!!
Юра: И возможно, буду работать по специальности «математика».
Как лоб, готов для орехов?
Юра: Ну, пришлось немножко поколоть орехи, поскольку, действительно, математика, да ещё и на французский манер, это, конечно было поначалу очень жёстко.
В смысле языка?
Юра: Да нет, не в смысле языка, в смысле манеры изложения, манеры подачи материала, манеры проведения экзаменов.
А чем отличается?
Юра: Она отличается каким-то таким гораздо большим… Я сравниваю с той математикой, которая у нас была на физическом факультете, которую, может быть, математики и за математику-то не считают, не знаю, но, по крайней мере, там гораздо более абстрактно всё это. Есть такой известный математик академик Арнольд, который посвятил очень много времени и сил в борьбе с тлетворным влиянием, так сказать, французской математики, которую он обзывал бурбакизмом. Есть такая группа математиков под названием Бурбаки, которая ввела такой вот особый стиль изложения, который Арнольду не очень нравится, и у меня тоже поначалу вызывал некоторое отторжение. Хотя и там от бурбакизма отходят… Ну, там разные есть математики, есть убеждённые бурбакисты, есть другие.
То есть, ты окунулся в детали.
Юра: Да-да-да, пришлось окунуться, я бы рад был не окунаться.
Так а…
Юра: Ну, давайте же про физфак и матмех, ну что вы!
Нет, ну надо ж въехать в тему, опять-таки, ты же становишься, как говоришь, математиком, это ж тоже интересно!
Юра: Ну, я становлюсь, да, признаюсь до конца, я становлюсь прикладным математиком! (смеётся)
Ты будешь там работать или как?
Юра: Не знаю. Как получится. Где найду. Я думаю, более естественный способ – начать работать там, какой-то опыт набрать. Потому что у нас тут нужен опыт работы, в каких-то солидных учреждениях. А диплом у нас – главное, чтобы он был. Хотя, у нас это тоже теперь начинает немножко меняться – всё-таки смотрят на качество диплома, мне так кажется.
Физфак – это братия такая мощная, наверняка можно через знакомых куда-нибудь сразу устроиться.
Юра: Но ты знаешь, на самом деле… был такой массовый исход физиков в разные смежные и несмежные отрасли в начале 90-х годов, когда вообще была такая мешанина… А сейчас, по-моему, без профессиональной переподготовки, с места в карьер, из физиков скакнуть в финансисты или экономисты или что-нибудь там еще – всё более и более затруднительно. Рынок труда структурируется, он больше начинает быть похожим на рынок квалифицированной рабочей силы в западном понимании, и, по-моему, поток такой трансверсальный – он немножко иссяк. Но физики действительно – надо же где-то работать – и они работают не только в физике, но и в других отраслях тоже. Но, по-моему, математики, надо признать, несколько опережают физиков в этом направлении.
Прикладная область, наверное, больше.
Юра: Ну да.
IT на коне.
Юра: Ну вот, вот и я о чём. Время самоучек уже прошло, по-моему.
Мне кажется, что народ, который начинает работать там, в итоге остаётся. Мне кажется, это иллюзия, что можно там начать, а потом перебраться сюда.
Юра: Ты знаешь, ни одного такого примера за последние 10 лет. Но последнее десятилетие для российской экономики было довольно трудным и довольно переменчивым временем, тогда как сейчас всё-таки как-то наклёвывается такой тренд растущий, и поэтому есть даже объективные данные, что цифра становится всё лучше и лучше, так что то, что мы наблюдали в последние 10 лет, оно, может быть, вещь приходящая. Но действительно, за последние 10 лет, все кто уехали, вряд ли кто вернулся.
Как ты связан с матмехом и матмеховцами?
Юра: Ну, у меня есть там друзья, знакомые, одноклассники даже… Одноклассники уже закончили. Как я связан, ну сейчас вот я уже даже, можно сказать, в профессиональном плане несколько больше связан с матмехом. А за годы учёбы…
Видимо, как-то творчески общались?
Юра: Да, за годы учёбы, в основном, было творческое общение, нежели профессиональное.
Помню, приходили на ДМ, клипы даже есть, 39-40.
Юра: Мы с удовольствием выступали, я помню , мы всегда с удовольствием выступали на днях матмеха.
Интересно, что двигало?
Юра: Что двигало? Ну как, творческая самореализация двигала. Желание сделать хороший продукт и получить общественное признание со стороны математиков. И со стороны физиков тоже, которые там тоже сидели.
Почему физики в основном про матмех шутят?
Юра: Если ты имеешь в виду челендж-кап, то там, действительно, то тут, то там, шутки про матмех есть, но, всё-таки, матмех не занимает доминирующего значения. Почему физики шутят иногда про матмех, ты хочешь сказать?
Ну, на фоне всех остальных факультетов.
Юра: Кстати, в этом году была тенденция переломлена, в основном, всегда шутили не только про матмех, но и про филфак. В этом году филфак, по-моему, обогнал матмех по количеству упоминаний.
Индекс цитируемости.
Юра: Индекс цитируемости подрос, да. Но матмех… не знаю... Давно идёт какое-то такое соперничество… но ведь, хочу напомнить, что и матмеховцы, по крайней мере каждый год, когда поют гимн матмеха, всегда упоминают своих младших братьев физиков, которые им громкую славу поют. И не вижу никакого тык скыть диссонанса в том, что физики у себя действительно поют громкую славу матмеху в той или иной форме.
А с кем из матмеховцев общался или общаешься?
Юра: Во времена расцвета университетского КВНа мы, естественно, общались с командой Петродворняги, потом с командой MUXи. Это Костя Качалин, Артём Капитульский, Владимир Семенский; большая была компания из Сказки, из Унисона несколько меньше, в основном как-то мы со Сказкой контактировали – тогда был расцвет Сказки, сейчас вроде наоборот всё. Ну да, времена меняются, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Сказочная компания, по-моему, немножко доминировала тогда, несколько лет назад. Кто ещё. Кстати говоря, через Олю Александрову тоже было это общение, она была таким мостиком. Она была очень активным деятелем Сказки, учась на физическом факультете, и через неё тоже проходило много контактов. Кого я назвал уже? Капитульский, Семенский, Качалин. Мням-ням-ням. Гунцовский, Кузнецов… У меня на фамилии плохая память, но много, много.
А сейчас общаетесь?
Юра: Ну очень эпизодически, потому что молодую Сказку я не знаю, молодого Унисона я тоже не знаю.
Со старыми?
Юра: Со старыми когда пересекаемся, на каких-то там университетских мероприятиях, на неделях факультетов, то конечно. Вспоминаем славные старые годы.
Ты как раз во Франции сейчас живёшь, да? Ты сказал, завтра улетаешь?
Юра: Да, я опять туда, немножко нужно подвинуть науку.
Жаль не успеешь побывать на гала-концерте.
Юра: В этом году не смогу.
Понятно. Почему физики так боятся матана?
Юра: Хороший вопрос. Я даже дополню – кафедра матфизики всегда была одним из фольклорных персонажей в наших челенджах, такой отрицательный страшный персонаж.
Ну, она и на матмехе страшная.
Юра: У нас матфизика – она отвечает за всю математику вообще, тогда как у вас матфизики отвечают за отдельную отрасль. Ну да, естественно, я слышал про г-на Назарова и даже видел, когда он ходил ещё с разными всякими значками. Он до сих пор ходит с разными значками?
Да.
Юра: Понятно. Помню, был значок «Учу грамоте». Какой-то ещё был. В общем, наслышан, наслышан. Почему боятся матана? Потому что, как бы это сказать... У физиков психология построена так, что они стремятся изучать природу в том виде, в котором она существует объективно, тогда как математика изучает абстрактные модели и особо не заботится о том, как они связаны. Это так, если очень грубо. Поэтому кому-то не нравится излишняя абстракция, которая не находит своей иллюстрации в окружающем нас мире, кому-то просто не очень нравится много учиться, тогда как кафедра математической физики – это одна из самых требовательных кафедр, я бы так сказал. Несколько есть таких причин, которые вкупе и создали устойчивый образ страшной кафедры матфизики, которая преподаёт матанализ на некоторых курсах. Этот образ даже, наверное, существует как-то отдельно и независимо от реального положения вещей.
Бывал на мероприятиях недели матмеха?
Юра: Ну я конечно ходил, правда, я никогда не был на всех мероприятиях, я, например, никогда не был на посвящении. Слышал только по рассказам.
(Подходит Вася Буслов, известный матмеховцам по ярким ролям в команде Профи)
Юра (внезапно берёт роль интервьюера в свои руки): К нам присоединился видный деятель команды профессионалов, кандидат физико-математических наук, доцент кафедры вычислительной физики физического факультета Василий Анатольевич Буслов, известнейшая личность на факультете. Василий Анатольевич, как вы думаете, вот почему физики боятся матанализа, в чём, так сказать, экзистенциальная сущность этого страха?
В.А.: Ну, я не думаю, что ровно так обстоит. То, что их страшным образом боятся, я думаю в большой степени вина самих матфизиков, поскольку математики, наши матфизики, – это всё-таки чистые математики. К которым и я, вообще-то говоря, несколько отношусь.
Юра: Ну, я не соглашусь, что они чистые математики.
В.А.: Почему?
Юра: Ну, чистая математика – это, скажем, теория чисел. Геометрия.
В.А.: Нет-нет, функциональный анализ, которым они занимаются, спектральная теория дифференциальных операторов и прочее, всё-таки там утверждения абсолютно жёсткие, в этом смысле это строгая математика. Просто она, может, не у самых оснований сидит, но это, тем не менее, чистая математика всё равно. И они, как классические математики, убеждены в том, что ребёнок с молоком матери впитал в себя формальную логику и бесконечно в неё влюблён, и поэтому рассказывают всё именно под таким углом зрения, тогда как на самом деле большая часть народу в математику не влюблена.
Юра: Она влюблена в физику, конечно.
В.А.: Физики нежно любят математику, но ровно как язык. А не как вещь в себе, как это любят математики. Вот поэтому и возникают конфликты. Я считаю, что здесь вина математиков.
Юра: Ну вот, мы услышали авторитетное мнение немного более старшего поколения физиков, который тоже, по-моему, работал в области теории диффузии, что-то там.
В.А.: Нет, я и в глубины забирался, поскольку я в большой степени специалист по дискретной математике, теории графов. Можно сказать, что я совершенно чистый математик, но я горжусь тем, что я физик. Потому что физик, его основная идея – это задрать юбку природе. Он делом занят. Причём реальным. И вот в этом его отличие от математика, чистого, для которого математика в общем как таковая – любовь. А мы любим природу. Причём довольно сексуальным образом. (Юра ржёт) Поэтому мы и есть настоящие, настоящие нормальные люди земли, как есть.
Шутки на челендже в Ваш адрес имеют очень определённую направленность, с чем это связано?
В.А.: Вообще, на настоящий момент это уже не очень понятно. В старые времена это было, в общем, оправдано, поскольку в те времена я ещё довольно серьёзно занимался всевозможными алкогольными упражнениями, и поэтому попадал во всевозможные истории и ситуации. С алкоголем я завязал семь лет как, а почему-то на челендж-капе это ещё произносится. Ну а потом, посмотрите на команду профессионалов. На кого в общем-то из того нынешнего состава приходятся шутки? На того, кто реально сейчас в достаточной степени преподаёт. Ну, это я. А потом, всё-таки, я всегда веду себя так, что я со студентами абсолютно равный, и поэтому в достаточной степени естественный.
Сейчас состав команды профи, я так понимаю, особенно не меняется. По крайней мере…
Юра: Ну, что-то изменилось, каких-то детей там набрали в этом году. А, Василий Анатольевич?
Пару детей.
В.А.: Я в этом совершенно не участвовал. Не, ну что касается девушек, то это только эстетическая часть.
Юра: Я девушек не имею в виду, я имею в виду мальчиков довольно юного возраста.
В.А.: Я не знаю вообще, откуда они взялись, я с ними незнаком. А что касается старой части команды, то действительно некий элемент вырождения чувствуется, мы подустаём, всё-таки, наши выступления год от года, они, конечно, на стабильно высоком уровне, но они однотипны.
Собственно, в этом и есть вопрос – нет ли какого-нибудь кризиса…
В.А.: Он чувствуется. Моё нынешнее желание – годик провести в команде любителей, в которой я никогда не был, но по случайным совершенно причинам оказался заслуженным любителем, по ошибке.
Юра: По ошибке ему дали другой (непонятно что)
В.А.: Чтобы исправить историческую несправедливость, видимо, мне стоит на годик заглянуть в команду любителей.
Юра: Я думаю, это будет очень такое свежее решение, которое оживит немножко эту ситуацию. (с пафосом) Монотонные челленджи последних 10 лет. (Смеётся)
В.А.: Кстати, может, это отчасти и на команду профессионалов повлияет, потому что тоже, если смотреть, часто в команде профессионалов, готовя те или иные номера, пытаются сконцентрировать какие-то убойные вещи на мне.
Юра: Только на тебе?
В.А.: Нет, не только на мне, конечно, но вот. Самая-то вещь, что я там являюсь неким лидером, она отчасти тоже тормоз. Ну, вот представьте себе команду футболистов, в которой один есть крутой. Игроки начинают играть на него.
Юра: Я думаю, Иван Михайлович Григорьев по-другому считает.
В.А.: Ну, слава богу. Но крутой не один. Я не хочу себя выделять как-то в команде профессионалов, народ совершенно разнообразный и своеобразный. Я говорю лишь о том, что если, допустим, меня удалить, то будет меньше игры на меня. Это тоже может быть элементом обновления.
Если сделать команду из одного человека, то вообще.
В.А.: Один на один, да, большой капитанский конкурс.
Юра: Давайте Василий Анатольевич, вот ещё кратенько подумаем над уже звучавшим вопросом. Почему физики шутят про матмех?
В.А.: Про матмех?
Юра: Вот почему, почему мы шутим про матмех?
Не почему шутим, а почему так много?
Юра: Я, правда, не считаю, что много, но…
В.А.: А про кого же ещё?
Юра: Ну вот про ПМПУ.
В.А.: Правильно, потому что они не настолько сильные.
Юра: Да.
В.А.: Не было бы никакого смысла шутить по поводу матмеха, если бы матмех был не в тонусе. Поэтому в этой части, безусловно, содержится уважение к тому, с кем мы имеем дело. Мы не хотим воевать ни с кем. Если уж, так сказать, устраивать разборки, то с монстрами. И матмех является монстром.
Юра: Мне не кажется, что мы воюем. Мне кажется, что у нас какая-то такая творческая синергия, которая питает взаимно как фольклор матмеха с младшими братьями физиками…
В.А.: Нет, разумеется, это не война. Это вообще в некотором смысле иглоукалывание. Мы друг друга лечим.
Юра смеётся
Юра, я ты не собираешься… Тебя как обычно, Юрой зовут? Ты-то не собираешься в профи поучаствовать?
Ю: Ну, Иван Михайлович меня приглашал 2 года назад, но 2 года назад я был ещё настолько юн, что посчитал невозможным. Но сейчас почему бы нет?
Это к той же теме про омоложение.
Юра Почему бы нет, но я ещё не решил.
В.А.: Некоторые старички из команды профессионалов собираются на следующий год отдохнуть.
Юра: Ну, посмотрим, год ещё впереди.
В.А.: Часть народу из команды профессионалов устала от того, как это есть.
Юра: С другой стороны, у нас в очередной раз значительное обновление в команде любителей, которое дало дополнительный импульс даже нам, опытным игрокам.
В.А.: У вас в этом смысле (я к пока как к любителю обращаюсь) значительное преимущество. Вот именно по поводу обновления.
Юра: Да, нам немножко полегче в этом смысле.
Это естественно. А что вообще заставляет участвовать в челендже, что это для вас такое?
В.А.: Интересный вопрос. Какой смысл в рутине? Я человек, который не понимает размеренного течения жизни. Я даже чуть-чуть отклонюсь. Возьмём просто людей, которые идут по улице. Смотришь на них и видишь, что человек, у него уже всё устоявшееся, работа-жена-дети, ну там, может быть, любовница. Точно так же с женской стороны - магазин-тряпки-стирка. И не видишь огня в глазах. Всё, они на самом деле давно в гробу. Они уже давно зомби. Они только ещё об этом не знают, что они там лежат. Вот. А понятно дело, что я хочу умереть молодым и я вечно молод. Вот и всё. И это вот оттуда. Не могу, не умею быть вечно молодым. Я не знаю, как это. То есть я вижу, как это у других происходит, у меня так не может быть. Я так не умею.
Юра: Понятно. Ну что можно сказать. Почему? Нравится!
Опять же самовыражение?
Юра: Конечно, самовыражение! Да, мы что-то умеем делать - умеем развлекать людей. Взамен получаем аплодисменты, признание. Поддерживаем хоть и немножко абстрактную, но очень важную идею физфака, физфаковской какой-то общности. Именно на челендж-кап собирается много выпускников, и большинство из них возвращается на физический факультет именно для того, чтобы в атмосфере челендж-капа ещё раз почувствовать эту общность, которую, может быть, они не чувствуют в повседневной жизни, а только тут, раз в году. И это чувство должно быть сильным. И эта энергетика зала, флюиды энергетические, которые плавают, проистекают и передаются друг другу, – они передаются нам, мы заряжаемся, что ли. На весь следующий год.
В.А.: Я бы добавил. Тут несколько вопросов; один, который был затронут, – относительно того, что физфак мы любим, и нам радостно и приятно участвовать в том, чтобы подтвердить его путь. А другой – это наш собственный эксгибиционизм: нам приятно показать себя и быть известными. Но. В чём здесь есть плюс: мы понимаем, что наша известность ровно потому, что мы такие. То есть, мы не взяли-собрались и поэтому на нас обратили внимание, а мы сказали некую правду, мы сказали то, чем мы являемся, и именно поэтому мы знамениты. И это нас, конечно, радует. Наша известность связана с тем, что мы в жизни такие. А по поводу подпитки тоже скажу: нормальные настоящие преподаватели, к каковым я себя отношу, они должны быть энергетическими вампирами. В каком смысле – мы немного подпитываемся, эта подпитка играет роль катализатора. Всё. У нас дальше пошла реакция, мы себя уже тратим без остатка, горим, и на этой почве мы, на самом деле, научились восстанавливаться. У нас большой жизненный ресурс, мы не боимся себя потратить: мы знаем, что мы можем восстановиться. В этой части нам помогает то окружение, которое есть, у нас такой обмен взаимный.
У меня есть ещё вопросы, но, мне кажется, что на этой ноте было бы правильнее закончить.
Юра: А какие вопросы?
Стандартные вопросы, про экзамены, случалось ли что-то забавное, например, халява или, наоборот, невезение. 13-й билет. Прочие яркие впечатления...
Юра: 13-й билет…
В.А.: У меня раньше был и сейчас время от времени бывает, 13-й билет – это билет, на котором написано: «счастливый билет». Кто его вытащил, тот сразу получает 5 автоматом. Этот билет у меня есть.
Была с 13-м билетом интересная история. Я помню, лет 8 назад или 9, когда у меня было ровно 20 билетов, на экзамен пришло 19 человек. Я выложил билеты и сказал, что среди них есть вот этот и никто из вас его не вытащит. Все 19 вытащили, он остался лежать последним. Я не знаю, откуда у меня взялась эта уверенность, но произошло ровно так.
Юра: Я никогда 13-й билет не вытаскивал. А вообще, в последнее время я сам принимаю числа. Но я всем ставлю 5, в крайнем случае 4. Не знаю, нету во мне... Надо, конечно, более жёстко подходить, но у меня жалость, жалость.
В.А.: Когда я сам сдавал экзамены, у меня было достаточно весёлых историй с моими собственными сдачами. Мой самый первый в жизни экзамен я запомнил навсегда. Это Владимир Фёдорович Лазуткин, он читал матанализ, и он…
Юра: Вот как раз анализ, да.
В.А.: …и он объявил о досрочной сдаче, которая будет 3-го января. В итоге я не праздновал Новый год, я купил себе 10 бутылок пепси-колы, сказал, что никому не трогать, я буду их пить и учиться. Я учился в Новый год, учился следующую ночь, спать я не ложился. Утром третьего числа, когда надо было придти на досрочную сдачу, я устроил с утра пробежку, чтобы не дай бог не уснуть, но, тем не менее, пришёл на экзамен, сел и, пока дожидался, Владимира Фёдоровича, уснул. Меня разбудили, дали мне билет, я что-то начал писать, где-то запутался. И вот я сажусь отвечать, Владимир Фёдорович проводит первый листок перед глазами, второй листок проводит, третий провёл. И говорит: «Ну что ж. Вывод довольно посредственный». Я говорю: «Ну, понимаете, вот я тут запутался, там стрелочка не указана, как там что». Он говорит: «Ну ладно. Три я могу Вам поставить сразу. Посидите, помучаетесь часок - получите четыре. А поставлю-ка я Вам два». Вот так.
Юра: Что-то у меня от Владимира Фёдоровича Лазуткина, царствие ему небесное, гораздо более положительное ощущение, по-моему, он…
В.А.: Так нет, у меня тоже совершенно положительное ощущение. Человек понял, что я в настоящий момент не готов получить пять, но я готов получить пять, но я хочу получить пять.
Юра: А-а.
В.А.: Поэтому и поставил два.
Юра: Что касается моих экзаменов, то что-то как-то давно это было. У меня вроде всё как-то гладенько получалось.
В.А.: Есть замечательная история, она довольно длинная, это не экзамен, а то, как я получал зачёт по программированию. Рассказать?
В те времена… если посмотрите, за матмехом стоял такой фонтан. Фонтан был построен для того, чтобы охлаждать какую-то такую большую машину, которая где-то там в подвале стояла. Такая же машина, ЕС-1030 стояла в подвале НИИФа. И программирование, оно заключалось вот в чём. Мы должны были написать программу на Фортране, Фортран тогда изучали. Принести её на бумажке принести в НИИФ, положить там. Там лежали коробочки для студентов, для сотрудников, ещё для кого-то, потом девочки какие-то это набирали, на перфокарты. Всё это в очерёдности, в зависимости от того, кто кем являлся, отправлялось на машину. Через несколько дней вы получали результат, в котором было написано «ошибка», программу опять надо было переделывать, переписывать, и это всё длилось очень-очень долго. И вот уже лето, я уже все экзамены сдал, а зачёта по численным методам, по программированию, у меня не было. Я остаюсь без стипендии, остаётся последняя ночь: на следующий день надо получить зачёт или всё, стипендиальная комиссия. Я предпринимаю следующие усилия. Ночью я пробираюсь на матмех. На матмехе была комната, в которой хранились ключи от более-менее всего. Сама комната закрывалась на замок кодовый с какими-то цифирьками. Я начинаю эти цифирьки крутить. Покрутил-покрутил-покрутил – раскрутил, нашёл нужную комбинацию. Залёз, ищу ключи от перфоратора…
Юра: Раскрутил?
В.А.: Ну да.
Сколько там цифирек было? Если там четыре, то вариантов немало…
В.А.: Я не помню, может, там было и три.
Да, это недолго.
В.А.: Ну, сейчас мне это уже не вспомнить. От перфораторской, к сожалению, ключей не оказалось, но оказались ключи от соседней комнаты. Вскрыл, поискал, как попасть в перфораторскую – там где-то в ящиках покопался, нашёл, залез. Включил рубильник и первый раз в жизни увидел этот девайс, на котором нужно набивать. И начинаю как-то с ним работать. Обучился более-менее, набираю свою программу. Набил. Спускаюсь в подвал, там сидит какой-то парень, который заправляет, ему-то не всё ли равно, кто и что. Я говорю, отправим, – ну, отправляет. Машина выдаёт блин. Не считает. Где-то ошибка. Мы вместе с ним смотрим – ага, сволочь, не выдаёт кода ошибки. По какой причине она не считает. Я возвращаюсь назад, переделываю программу, так, эдак, запускаюсь, вместе с ним уже начинаем рюхать, чуваку интересно, ночь всё-таки на дворе, делать нечего. Сколько-то я бегал-бегал так, никак нам не догадаться, что ж там такое происходит. Вежливо улыбаюсь, ухожу в перфораторскую. Составил стулья в этой перфораторской, думаю, надо бы отдохнуть, лёг и уснул. И снится мне эта распечатка, и я вижу, что в строчке номер 19 неописанная переменная. Блин, всего-то сохранил от какого-то прошлого варианта программы! Любой бы нынешний фортран сосчитал бы совершенно спокойно, эта переменная никак не участвует в процессе. А фортран-то был древний, он в таких случаях сразу ничего не делал. Я немедленно просыпаюсь, отсчитываю карту номер 19, выбрасываю её, спускаюсь, бум – всё. Дифференциальные уравнения решены. На дворе уже утро. Прихожу к Юрию Санычу, вот, всё нормально. Вот так вот я получил этот самый зачёт.
Да, Весело.
Юра: И это всё матмех!
В.А.: Да, матмех, матмех поучаствовал в моём обучении таким замечательным образом. А подсказку на это мне дала девочка с матмеха, моя одноклассница ещё по 45-му интернату,
О, я тоже с 45-го интерната!
Юра: А я нет.
Ну ладно, на этой радостной ноте, пожалуй, закончим, большое спасибо!
